Анатолий Скляренко: После смерти Майкла Джексона ничего ужасного в музыкальном мире не произошло

Источник фото:
Александр Черемисин // Месмика

"Бригадный подряд" один из самых заметных панк-коллективов. Без них не обходятся фестивали, их любит молодёжь и те, кто помнит давнее зарождение группы. Чем старше они становятся, тем более тонкой иронией радуют зрителей.

7 октября в клубе "Аврора"  "Бригадный подряд" отметит свой 206-ой день рождения. О том, что интересного будет на концерте, лучшем фестивале в России, каково играть перед рано повзрослевшими детьми, как это "Так плохо, что даже хорошо" и о многом другом мы поговорили с лидером группы Анатолием Скляренко. 

- Мы встречаемся перед концертом 7 октября, концерта в честь дня рождения «Бригадного подряда». Скажи пожалуйста, когда всё-таки у вас день рождения? В сети можно найти слишком много разной информации.

- На самом деле, мы число не выбираем, когда хотим, тогда и день рождения. В этот раз нам 206 лет. Мы просто сложили весь возраст коллектива, получили цифру 206. Отметить решили, просто потому что давно не отмечали день рождения, вот и решили — давайте 7 числа отметим и всё.

- То есть просто «от фонаря»?

- Честно признаюсь, просто «от фонаря». У нас вообще всегда было отношение ко дню рождения никакое и вот в этот раз решили справить. Мы его уже лет пять не справляли. Причём в прошлый раз, если не ошибаюсь, день рождения у нас был весной.

Просто «Бригадный подряд» непонятно с какого года вообще считать. Числа-то точно непонятно, а с года, наверное, с 1985... Тогда вообще очень старые, лучше об этом не думать. Пусть остаётся 206.

- Премьеры будут какие-то на концерте в «Авроре»?

- Да. Дописываются последние штрихи, будут три новые композиции представлены, которые нигде ещё не выходили.

- А какой самый неожиданный подарок ты сам делал на день рождения?
- Я помню, что много лет назад одному своему дружбану, когда дарить было нечего, были жуткие девяностые годы, я спёр три подсолнуха с огорода. Я их честно вёз в электричке, потом в метро. Притом, я вёз их с дачи и в метро меня не пустили и я пошёл с этими подсолнухами к другой станции метро.

- Почему тебя с подсолнухами не пустили?

- Потому что они были больше двух метров, огромные такие. Я уже просто задался целью, набрал и несколько штук и решил, что я приду с цветами. Да и дарить больше особо нечего было, самые голодные времена были.

- Недавно закончился фестивальный сезон, непростой для зрителей и, наверное, для артистов. Радовались окончанию сезона или всё-таки положительные впечатления никакой грязью не перешибёшь?

- Впечатления всегда положительные. Всё-таки, наверное, отрицательные вещи как-то скрадываются. Из отрицательных вещей была только погода. У нас было два фестиваля когда температура была +6, сцена не отапливалась, вот это был совсем мрак. Играть было невозможно, была страшная лажа, у меня пальцы играть просто не успевали, они примерзали к грифу, и это было совсем мрачно. А всё остальное... Ну да, погодка была не очень, в грязи мы там поползали на «Нашествии», но всё равно позитив. Народу-то нравится. Народ там в грязи валялся, коричневая такая масса, со сцены аж весело было смотреть.

- Почему на «Нашествии» не закрывали день как обычно, это ваше решение было?

- Нет, не наше, это решение нам сказали организаторы, что надо сменить человека, точнее, коллектив, который будет закрывать. Это их решение.

- Ну как, была разница впечатлений?

- Единственное, что обламывает всегда раннее выступление, это свет. Не даёт аппаратуре правильно сделать картинку. Дневной свет мощнее, чем лампочки, то ли моргает, то ли нет. Обламывает немного это. Чисто с визуальной точки зрения. А с остальным отлично всё. Зрители там уже и днём пьяные, поэтому весёлые.

- У вас готовится к выходу ЕР, сколько на нём будет песен, когда его можно ждать и почему вдруг ЕР, а не альбом?

- Альбом мы хотим выпустить всё-таки весной. Мы уже допускали ошибки, когда альбом не «вылежался» и сейчас у нас есть материал, мы его делаем спорами, боями, хотим хорошо записать. Бывает такое, что песня полежала, и ты понимаешь, что она «не дозрела», её надо переделать.

Есть такое понятие, песня должна «мясом обрасти». Потом в аранжировках появляются очень «вкусные» кусочки, которые не замечаешь с первого раза. Песню сделаешь, вроде всё хорошо, а потом это бы добавил, то добавил, а уже не добавишь, когда людям показал. Наверное, мы не настолько плодовиты, чтобы выпускать плохой альбом. Любую песню можно сделать хорошо, надо просто приложить к ней руки.

- А когда ждать ЕР и сколько там будет песен?

- Я думаю, что пять, из них две мы уже показывали людям. Это «Девчонки» и «Петербургский романс», но «Романс» тоже был только сыгран, запись его ещё не выкладывали в сеть, так что в принципе тоже новинка.

Надеюсь, что народу понравится, такая очень петербургская песня. Приняли её хорошо, но мы решили пока не выкладывать в сеть. Возможно, на неё будет клип. Пока он в работе, не знаю, что из этого выйдет. Я, честно говоря, не лезу в эти дебри, клип где-то там снимается и ладно.

- Без тебя?

- Да, клип сюжетный, наше присутствие там не особо требуется, возможно, мы туда будем досняты. Главное, чтобы сюжет был хороший, а наше присутствие там весьма необязательно.

- Вы ездили на зарубежные фестивали, как зрители, как артисты, сравнивали уровень, организацию?

- Нашим организаторам, конечно, есть чему поучиться. Хотя есть фестивали, которые сами могут кого-нибудь поучить, в частности, «Доброфест». По организации я не видел лучше в России фестиваля. Шикарно, людям надо просто поставить памятник. Не знаю насчёт окупаемости этого фестиваля, финансово, может не очень выгодно, но там очень много людей работает, очень грамотно, очень правильно, нет претензий никаких. Это очень редко бывает, что всё нормально, все проблемы решены, ты просто приехал и сыграл. Очень такое редко бывает, обычно в организации очень много людей участвует, и кто-то начинает «болт забивать». Мы все на радиосистемах, у нас одних батареек двенадцать штук, их провафлили, что делать? Где-то надо их искать, начинают организаторы бегать, покупают какую-то дрянь, и батарейки садятся в процессе. Ну, это я маленький пример привёл. Также происходит с райдером техническим и бытовым: «Ой, ай, а мы здесь не прочитали, там мы забыли». Почему-то в гримёрку прописано две группы одновременно, непонятно кто за это отвечает, начинают кого-то за это дрючить, а просто нужен человек, который умеет этим заниматься. Таких людей в России, к сожалению, очень немного.

Вот это как раз и принёс бы с зарубежных фестивалей. Спокойствие, слаженность движений, без нервов. У нас пытаются отделаться волонтёрами, ту работу, которую должны делать профессионалы. Это неправильно. Люди должны знать, что как делается, а не то, что позвали девочек восторженных, которые по большей части не работают, а бегают по гримёркам автографы собирают. Всё начинает разваливаться, они что-то забыли, одна из них, а то и три нажрались где-то, кто-то из музыкантов дал им коньяку бутылку и всё, и они попадали. Вся работа. Я побывал в Белоруссии на фестивале, причём у них там другая система. У них опыта никакого, но они настолько правильные люди, настолько воспитанные и настолько исполнительные, что у них тоже всё хорошо. Нашим не хватает этого. У них действительно, вот сказали дяде здесь стоять, он будет стоять до утра или пока его не сменят. Про него если забыли, он там и умрёт. Это правильная черта. А у нас что-то где-то кто-то подумал «Да вроде ничего не происходит». Пошёл себе пивасика купить. Там всё задымилось, загорелось, все умерли, а он пришёл с кружкой пива. Такое случается сплошь и рядом. Особенно это касается сценической работы. Есть три человека на сцене, которые что-то соображают, остальные не понимают ни черта. Им говорят копать яму, он копает, говорят втыкать провод, он втыкает, а происходит какая-то ситуация и всё. И вот один человек метается, потому что двое хотя бы поспать должны, и он пытается объяснить людям, которые ничего не понимают в этом. «Ну, проверь это!». «А что это, вы меня вчера позвали, я впервые в жизни увидел ваши провода». Надо, чтобы было больше профессионалов. Наверное, это с годами должно прийти. Ну и жадность. Волонтёры это всегда о жадности. «Давайте их наберём двадцать человек и они будут выполнять работу, которую может выполнять один человек». Я уже тоже замечал такие вещи, что копают от забора до обеда. Копать может один человек, а могут пятеро. Занимаются чем-то одним, а другого вообще не знают. Всё жадность, жадность человеческая.

- Это больше на крупных фестивалях или на небольших?

- На любых. Крупные они чаше всего на спонсорских деньгах и там люди пытаются как можно больше заработать, потому и нанимают волонтёров. А у мелких фестивалей итак денег нету, поэтому они бегают сами, даже волонтёры к ним не идут. Особенно это про местечковые фестивали. В итоге приходишь в гримёрку, а у тебя там по щиколотку воды. Реально, палатка, а там по щиколотку воды. «Ой, а откуда столько натекло». Оказывается, со вчерашнего дня туда никто просто не заходил. Никто даже не думает, что если на улице +6 и идёт дождь, то надо заглянуть, навести порядок, доски постелить. Везде нужен опыт, а когда большая ротация людей, опыт не успевает появляться. Он появляется у одного человека, организатора, а у него не может голова за всё болеть, нельзя объять необъятное. Вот такая российская болезнь фестивальная существует.

- У вас выходили альбомы «Реинкарнация» и «Реинкарнация 2». В концертно-фестивальной программе играет практически весь первый альбом, и совсем немного песен со второго. С чем это связано? Приняли хуже или это ваше решение?

- Да я бы не сказал, что меньше. Просто некоторые песни из первой «Рейнкарнации» выпадали, а из второй как были, так и остались. «Уроки панк-рока», например. Как они были, так никуда и не деваются из программы, есть такие визитные карточки. Да вообще, у нас отношение ко второй «Реинкарнации»... Не то, что зря мы её сделали, но надо было с ней побольше поработать. С первой «Реинкарнацией» мы работали долго, времени у нас было много и песни реально ожили. А со второй, опять же, была гонка, была известна дата, когда она должна быть выпущена. И все ходили: «Времени у нас много, времени у нас много». Хоп, а времени уже и нет. И начали всё срочно делать, мы эти песни уже знаем, думали сейчас сыграем, а «фишки»-то нету. Надо как-то что-то переаранжировывать, а на это как раз времени не хватило. Сейчас выпуская вторую «Реинкарнацию» , я бы, может, туда что-то не взял даже, взял какие-то другие песни, или, по крайней мере, те песни, которые есть, сыграл бы по-другому.

- Песни на тот альбом долго отбирали?

- Скажем так, песен было в два раза больше, они даже существуют в других аранжировках, просто записаны в качестве «демо», а потом мы решали, что возьмём, что не возьмём, у нас был выбор. И всё равно, вторая «Реинкарнация» мне меньше нравится.

- На твой взгляд, идея себя изжила? На этом вы восстановление старых песен закончили?

- Да не знаю я, я обещаний давать не хочу, может что-нибудь всплывёт. Знаешь, как у нас иногда вообще песни появляются или исчезают из программы? Иногда понимаем, что песня надоела, всё уже, хотя песня хорошая, но вот всем надоело её петь, или кому-то одному.

- Например?

- Любая абсолютно песня может надоесть рано или поздно. Вот если ты едешь в тур, тридцать городов и поёшь одно и тоже, то находишь «крайнего», одну из композиций кто-то не может петь больше, не нравится. Ну и иди к чёрту. Когда песню исполняешь без задора, нет обмена энергетикой, это в любом случае театральное действо, и зритель чувствует, что как-то схалявили и плохо слушает даже хорошую песню. И вдруг что-то выкапывается: «А давайте эту играть, ой, а почему мы её не играли, это же наша самая любимая песня». Вот она появилась в программе. Проходит три месяца, и мы думаем, а почему мы эту-то взяли, это же говно, а вот эта отличная, и обратно возвращается. И так практически все песни. Я помню, как мы выкинули один из хитов, «Идиота». Мы даже сказали со сцены, что не будем никогда играть эту песню, а зрители требовали, и мы её всё равно не играли. Потом подумали, а чего мы сами себя мучаем? Назло врагам продам корову, чтоб молока не пили дети. Ересь, зачем мы это сделали. Мы её, соответственно, вернули, все остались довольны и сами довольны остались.

- А почему девчонок перестали звать на сцену на «Идиоте»?

- Это у нас внутренние такие тёрки. Девчонки ломают оборудование. Не перестали мы. Просто, где есть такая возможность, я зову. На большом расстоянии нельзя отличить, в каком она состоянии. Девчонка, может, и симпатичная, а вот в каком состоянии — это вопрос. Когда она выходит, и ты понимаешь, что она вообще не соображает, что делает и даже с трудом может вспомнить, как её зовут, а её уже позвали, тут фестиваль шумит, красавец, и она такая заваливается, пьяная, ломает аппаратуру. Такое бывало, неоднократно причём, что они даже не понимали, зачем их позвали. Думали, может они в конкурс какой выиграли. Такое случалось, не разглядел просто. Сейчас ответственнее к этому делу подхожу. Я их обычно дёргаю, когда уже присмотрелся к человеку, вижу, что для начала девочка хотя бы не пьяная, и вроде как подпевает, значит, тексты знает, можно дёргать. Но она может выйти и приволочь с собой три абсолютно невменяемых подружки. Часто я от со-группников слышал трёхэтажные маты: «Кого ж вытащил, она мне все провода исходила, все примочки изломала, наступила на гитарную стойку, что-то уронила». Как медведь ходит там по сцене, с эти делом так, опасненько.

На питерском концерте я тоже зову, но там охранники нас знают, директор может отфильтровать кого-то. На фестивале вообще все пьяные, охранники тоже все пьяные, они ещё своих подружек могут позвать, и на сцене получается полный бедлам и бывает от того реальный ущерб.

- Толик, на каком самом странном инструменте тебе приходилось играть или в каком самом странном месте тебе приходилось петь?

- Я периодически бываю в Индии, там кто-нибудь даст какую-нибудь свиристелку.

Есть там всякие такие штучки прикольные, но названий я, к сожалению, не помню.

Насчёт места... Мы провафлили два места, где можно было спеть, я причём бился за них, парни отказались. Нас приглашали в синагогу, это первое место. Никто же нас никогда туда больше не позовёт. Причём, из нас никто не исповедует.

И второе, нам предложили сыграть в гей-клубе. Я тоже говорил «Ребята, давайте сыграем, нас что, изнасилуют там? Всё будет нормально». Но все боялись, что будут говорить, что в интернете расскажут. Я был «за», я вообще «за» любой кипиш, кроме голодовки.

Наверное, самое запоминающееся место — я играл для детей. После фестиваля, посвящённого Цою. Я играл между саундчеком и концертом самим. В Окуловке, поехал играть в детский приют. Я теперь знаю, чем отличается детдом от детского приюта. Приют — это когда уже решается вопрос о лишении родительских прав, но оно ещё не принято, есть шанс что-то исправить. И дети, они верят, что ещё живут с семьёй. Даже смотреть им в глаза было настолько больно. У многих из них родители алкоголики, и они даже в 10-12 лет очень матёрые, у них очень взрослый взгляд. Видно, что много пережили, родители не приходили домой ночевать, и они как-то научились выживать и от этого у них наглость в общении, они ничего не стесняются. Было немного страшно. Меня сразу предупредили, что если им не понравится, они просто встанут и уйдут. Они не будут как обычные школьники досиживать до конца, чтобы не обижать артиста. Здесь этого не будет. Если кому-то не понравится, он может спокойно сказать «Это говно» и уйти. Как ни странно, всё прошло идеально, они надарили кучу подарков. Я в шоке был, я сначала когда туда попал, понял всю стрёмность той обстановки и действительно, дети между тем чтобы вернуться домой или попасть в детдом. Перевалочный пункт. Мне было их искренне, откровенно жаль, там были дети и по 6, и по 7 лет и уже по 13-14-15.

- И как они на музыку реагировали, как энергетика вообще была?

- Старались общаться, это хорошо. Я спел песен пять-шесть, больше было разговоров. Сначала было стрёмно, я запомнил, что у них глаза очень взрослые. Исследуют тебя. Не просто детский восторг, а они уже такие, не дети, хотя совсем маленькие, но ждут от тебя чего-то хорошего или плохого. У детей такого нет. Дети все ждут хорошего, потом обламываются, а эти уже обламывались в жизни неоднократно. Они ждут чего-то, но не знают, хорошего или плохого. Они лишены детства были, но сами этого не знают. Повзрослели раньше других.

- Как тебя тут вообще позвали?

- У организаторов фестиваля была какая-то договорённость. Там многих позвали, поехал Лёша Горшенёв, Лусинэ Геворкян, она, по-моему, в художественную школу поехала. Все в какие-то учреждения, а мне достался детский приют.

- Но общее впечатление какое осталось? Скорее позитивное или тяжёлое?

- Не знаю. Двойственные чувства остались. Знаете, как говорят, что двойственное чувство — это когда ваша тёща летит в пропасть на вашем автомобиле. Хотя у меня хорошая тёща, но есть такое выражение. Осталось реально, двойственное чувство. Вроде бы и позитив, но этих детей настолько жалко.

- Готов был бы повторить такой эксперимент ещё раз?

- Да, я сказал, что если в следующий раз позовут, я снова приеду. Хотя, может быть, в следующий раз лучше кого-то другого.

- Толик, на твой взгляд, какой лучший мужской и женский вокал в рок-музыке на данный момент?

- Насчёт женского вокала я могу определиться. Это Лусинэ Геворкян, мне очень нравится, как поёт. Земфира мне нравится, как поёт, но это не совсем рок. По рок-вокалу Лусинэ сейчас никто не перебьёт. По мужскому вокалу не знаю, я просто не слушаю пафосную музыку никакую. У нас металлисты любят голосами хвастаться, а я их не слушаю совсем.

- Среди тех, кого ты слушаешь.

- А я русскую музыку не слушаю. На фестивалях чисто по-дружески только, мне нравится «Пилот», «Кукрыниксы», эти две команды, с кем общаешься и слушаешь. Хорошо ребята поют. Адекватно дружеские голоса я оценивать не могу. Голос сложный инструмент, подача. Есть множество людей, которые поют сиплыми голосами и мурашки по телу бегают, а можно иметь прекрасный оперный вокал как у Коли Баскова и мурашки от него бегать не будут.

- Какое из музыкальных событий последнего времени на тебя произвело наиболее негативное и позитивное впечатление?

- Даже не знаю, всё ровненько в последнее время. Вроде никто из хороших людей не умирал и никто хороших альбомов не записывал. После смерти Майкла Джексона ничего ужасного в музыкальном мире не произошло.

- А Linkin Park?

- Linkin Park - хорошая группа, но я категорически против самостоятельного ухода из жизни. Наверное, всё-таки потерял уважение человек за такой демарш. Я не уважаю такие решения, это неправильно. Да, то что хорошей группы не стало, это плохо, но раз человек решил закончить свою жизнь таким образом, значит, на то были у него какие-то свои причины, а, возможно, просто наркотический глюк какой-то, поэтому это сразу прекратило быть для меня событием. Вот если бы он, например, сгорел, упал с самолётом, то произвело бы впечатление, а в таком виде нет. Суицидом меня не прошибёшь. Слезу из меня не выбьешь.

- А позитив?

- Да у меня работа такая, один позитивчик. За это лето самым ярким впечатлением было выступление на Дворцовой площади. 55 лет Цою - это было круто. Я никогда не играл раньше на Дворцовой, было очень приятно ощутить себя частью нашего великого города.

- Это была самая большая аудитория, перед которой приходилось играть?

- Да на «Нашествии» тоже примерно такая же аудитория. В разные годы бывали даже и побольше. Ну вот сыграть на Дворцовой интересно было, честно признаюсь.

- Волновался?

- Я всегда волнуюсь. Волнение проходит, когда только выходишь на сцену. Там как раз я волновался больше из-за холода. Было +6, а я в одной футболке, просто не взял с собой ничего другого. Не пойду же я на сцену в уличной одежде петь. Я помню, что переживания были исключительно за это дело.

- Сильно помешало играть?

- Да, у меня тонкие пальцы, они быстро коченеют. В этом году с цоевским фестивалем так было. Дождь лил и температура падала почти до нуля.

- Ты про Окуловку?

- Да. Ну там они хотя бы сделали подогрев сцены, работали пушки, были места, куда можно было отбежать, немножко согреться и дальше играть.

- В свободном доступе сейчас большое количество музыки и кино, хотя это интеллектуальная собственность и тебе, как музыканту, это должно быть близко. Нужно ли с этим бороться, и платишь ли ты сам за музыку и кино?

- Это всё равно, что бороться с Луной. Вот есть она, и надо организовать «Партию борьбы с Луной», завешивать пытаться, сачком пытаться отловить. Это же без толку. Смириться просто надо с этим. Если мы что-то выпускаем, то сами сразу выкладываем в сеть. Ну смысл какой? Продал ты компакт-диск и через 10 минут первый же купивший его выложит. Давным-давно никто не зарабатывает на записях. Другой вопрос, если люди хотят «Спасибо» сказать, есть выложенная музыка, где можно купить в высоком качестве. Я против того, что люди сначала переконвертят всё в страшное-престрашное mp3,и всё, за что боролись, звук, всё это убивается. В каких-то сторублёвых наушниках ещё, совсем музыки нет. Я бы слушать такое не стал. Ну я в этом разбираюсь, а людям, возможно, по фигу.

Мы выкладываем свои песни в хорошем качестве. Часто даже выкладываем альбом до его презентации, чтобы люди знали, на что пойдут. Мы часто замечали, что когда альбом презентуешь, приходится петь все песни с этого альбома, а люди их не знают, слышат первый раз. Ладно, когда мы презентуем сначала в Питере, потом в Москве, кто-то выложит видео и люди уже более-менее знают песни, поэтому за неделю-за две мы начинаем выкладывать песни из альбома, чтобы люди скачали, обсудили, слова хоть понимали. Иногда аппарат не позволяет просто разобрать слова. Когда слова знакомы, человеку кажется, что он их слышит, а когда незнакомы, сплошной шум. Не всегда это от нас зависит, от аппаратуры бывает. Я за то, чтобы всё было в свободном доступе. Зарабатывать можно на другом. В конце концов, мы же всё равно выпускаем компакт-диски, просто как фетиш, хотя дома у многих их даже некуда засунуть. Ну не на флешках же выпускать.

- А сам ты из уважения к каким-то артистам покупаешь цифровую музыку?

Нет. Я вообще в последнее время стараюсь слушать в интернете всё подряд. Всё что всплывает. Просто плэй-листы чьи-то чужие, иногда выкладывают команды какие-то. Знаешь, иногда бывает команда одной песни. Песня хорошая, а команда никому неизвестная. Ты песню послушал, залезаешь в группу, думаешь, боже мой, что это. Одна хорошая песня, остальные плохие. Поэтому смысла нет скачивать целиком альбомы. Даже известные команды, которые выпускают по два альбома в год, с этих двух альбомов можно наковырять две-три песни хорошие. Пока я всё, что зацепило, спокойно нахожу в интернете. Все с этим смирились, ничего не сделать Это как порнуха в интернете, что только с ней не пытались сделать, она всё равно осталась. Спрос рождает предложение. Фильм сразу после выхода можно скачать, правда, там люди будут ходить, чихать и кашлять. Я такие фильмы не смотрю, хотя иногда скачиваю что-нибудь, сериальчик хороший посмотреть.

- Если ты слушаешь всё подряд, что самое плохое тебе довелось слышать за последнее время?

- Есть такая вещь, когда так плохо, что даже хорошо. Знакома с таким понятием? Есть чудесный исполнитель рэпа, ему лет тринадцать, не могу вспомнить, как его зовут. Мы его периодически здесь прослушиваем. Для вдохновения. Там всё настолько по-детски глупо, например, из последнего: «Весенний лес, весенний лес, мой член медведю в анус влез». При этом читает маленький ребёнок, абсолютно детским голосом. Как раз из разряда «настолько плохо, что уже хорошо». Ещё мы периодически следим за такой командой, называется «Ансамбль Христа Спасителя и Мать Сыра Земля». Они поют в основном песни про Гитлера. Там откровенная пропаганда фашизма, там православный фашизм, страшный и ужасный. Это настолько плохо, что даже хорошо. Эта группа начинает собирать в Москве какие-то элитные аудитории. Они очень плохо играют, очень плохо поют. Там поёт девушка, у неё псевдоним Катя Гитлер. И Мать Сыра Земля соответственно, это бабка, которая ей подпевает. Страшнейший металище, просто советую послушать. Надо просто заставить себя послушать три песни, остальные пойдут как по маслу. Ты послушаешь, поймёшь, что такое «настолько плохо, что даже хорошо». Я гарантирую такой прямо эстетический оргазм.

- Толик, какой бы ты придумал девиз для современной музыки вместо устаревшего уже «Секс, наркотики, рок-н-ролл»?

- Наверное, как раз «Интернет-интернет-интернет». Люди в интернете целыми днями находятся, весь рок-н-ролл туда переехал. Сейчас сам интернет уже стал рок-н-роллом. Сейчас можно музыкой заниматься, не выходя из дома, что для меня когда-то было абсолютно невозможно. Каждое поколение лучше, чем предыдущее. Если так есть, значит это правильно.

- Но виртуальная реальность всё равно не может полностью заменить музыку?

- В том и дело, что реальность, там люди находятся постоянно, тусуются, обмениваются музыкой, только нет живого секса, живых наркотиков и живого рок-н-ролла, но в принципе всё то же самое и осталось. Секс между людьми в интернете присутствует, наркотики, если рассматривать как получение удовольствия от чего-либо, от просмотра, от прослушивания, тоже присутствует.

- Ну это же всё равно суррогаты.

- Да, такое суррогатное время. Может быть, потом всё изменится, но пока что к этому предпосылок нет. Я знаю людей, которые отваживают детей от гаджетов. «Вот я не куплю ребёнку планшет до 18 лет, чтобы он не стал дебилом». В итоге все одноклассники, все кругом, считают его дебилом, кроме родителей. Считают недоразвитым, потому что у него этого нет. Всё-таки время диктует свои вещи какие-то. Возможно, нужно объяснять, что такое хорошо и что такое плохо. Если человек совсем уходит в интернет, это плохо. Меня, например, можно было наказать, сказав «Не пойдёшь гулять». Современного ребёнка этим нельзя наказать. Скажет, хер с ним, засядет в телефоне, ему даже ещё и лучше будет, чем ходить куда-то.

- Да сейчас детей скорее можно наказать, отправив их гулять.

- Вот именно. Ребёнка реально можно наказать, отправив его гулять. Отнять телефон, планшет и сказать «Иди, гуляй», а телефон нельзя отнять, чтобы мама знала, где он. Раньше у меня не было телефона, мама не знала где я, но догадывалась. Теперь любому ребёнку нужен смартфон, а как только он у его появляется, ребёнок выходит, садится на скамейку и вместе со старухами там сидит.

- То есть у своего ребёнка гаджеты отнимать не будешь?

- Ну, наверное, я просто попытаюсь заинтересовать его чем-то. Раз уж речь пошла о детях, то вот гаджеты как соска. Все знают, что соска это вредная хрень. Но когда ты не спишь пять ночей подряд, а тут она золотая, прекрасная соска. Затыкаешь ей, и вот, дзен. Так и с гаджетами, когда родители работают, приходят уставшие, а тут ещё ребёнок дёргает: да на тебе уже этот планшет.

Время вообще имеет скорость. Если вспоминать какие-нибудь восьмидесятые годы лохматые, скорость жизни была другой, медленнее, намного медленнее. Информационное поле было меньше. Я вспоминаю себя с друзьями, что мы делали после школы? Ходили гулять по стройкам, нас вылавливали строители, отводили в милицию. Всё потому что по телевизору ничего не было. По телевизору либо говорил Брежнев, потом уже все эти старцы, которые после него были, я их всех не помню. И вечером показывали один-единственный фильм. Ничего не происходило. Вечером показывали один-единственный мультик, и в это время детей во дворах вообще не было. Все ждали этого, спрашивали «Дяденька, а сколько времени», «До мультика ещё 10 минут». Потом все кучкуются: «пойдём ко мне, пойдём ко мне», потом снова все на улицу. Сейчас при таком информационном поле ты можешь получать информации сколько хочешь и на неё, наоборот, уже не хватает времени, потому что мозг хочет обучение какого-то, хочет постоянно получать что-то извне, а если ты на стройку пойдёшь, то вряд ли много интересного найдёшь.

- Сейчас в интернете много ли полезного? Дети, подростки, да и взрослые в основном не для полезного обучения его используют?

- Так мы и по стройкам когда гуляли получали информацию обо всём подряд. Мы ползали по стройкам, чтобы адреналичик словить. Я вот ногу сломал на стройке, с третьего этажа прыгнул. Зачем я это сделал? Будь у меня смартфон, вряд ли я полез бы прыгать с третьего этажа на стройке.

- Неизвестно куда ты бы влез в этом смартфоне.

- Ну это да, можно там найти и как бомбу сделать. Кстати, мы в детстве из-за отсутствия пиротехники, делали всё сами, я до сих пор знаю, как сделать бомбу с проводами, батарейка чтоб взорвалась. Это всё из поколения в поколения, как из лампочки сделать взрыватель. Мы были дети, не террористы, но всё это знали.

- И применял на практике?

- Конечно. Рыбу глушить, по крайне мере. В школе взрывал, магний пилили, по самолётным свалкам лазали с дрелью, я чуть балкон не спалил дома. Всё это происходило медленно. Надо было куда-то пойти, забраться на эту самолётную свалку, пробраться через охрану, украсть колесо это самолётное, потом сверлить его, точить напильником. От пункта А до конечной точки Z должно было пройти очень много времени. Сейчас можно просто пойти и всё купить. Сократилось времени от пункта начальной идеи до её воплощения.

- Так это хорошо или плохо, что всё можно так легко получить?

- Конечно, хорошо. У меня была моя первая гитара «Урал». Человек, который её изобрёл, надеюсь, он умер, я бы поссал на его могилу. Хотя она была украдена, один в один слизана с Yamaha, но так отвратительно сделана, туши свет, бросай гранату. Она один в один была с Ямахи, просто наши советские ухари где-то увидели, перечертили, а может спёрли просто гитару и обвели. Сейчас я преподаю гитару, у меня новый ученик, я ему нашёл за 15 минут гитару на Avito, приезжай, покупай. Сейчас можно купить Ibanez какой-нибудь за 10 тысяч, реально который будет нормальный. Для профессиональной сцены он не подойдёт, но это будет нормальная гитара. У меня такой не было, когда мне было 18-20 лет. Доступность это хорошо. Я брякал на какой-то жуткой гитаре, все пальцы в мозолях и крови, а тут человеку мама с папой без особого вреда для бюджета могут купить за 10 тысяч гитару и комбик. И мальчик играет и понимает, нужно ему это или нет. А тогда родители должны были принять решение, потому что гитара «Урал» стоила 120 рублей, а её только в печке стопить можно было. Мог простой советский ребёнок 120 рублей у родителей из бюджета вытянуть? Нет, конечно. Это надо было или бабушке три года огород копать, либо воровать деньги, которые на обед дают в течение пят лет.

- А у тебя откуда появилась?

- Я на неё сам заработал. Мне родители принципиально не покупали. Мне купили за 22 рубля, фабрики Луначарского.

- Она оказалась ещё хуже, чем «Урал»?

- Да. Она оказалась ещё более отвратительна. Не знаю, может, в других странах было более доступно, а у нас была вот такая ж***. Возможно, во многих людях умерли музыканты, потому что они пытались играть на таком инструменте. Моя гитара вообще рассохлась и лопнула в двух местах. Её потом ещё и чинили. Я когда взял в руки чехословацкую гитару, понял, что до этого были не инструменты.

Ребёнок должен всё попробовать. Я, например, всегда мечтал о горных лыжах. Купил себе их уже лет в двадцать. Оказалось, я их просто обожаю.

- До сих пор?

- В последнее время не катаюсь, появились комплексы, боюсь переломать себе руки. Представляешь, в один прекрасный момент что-то щёлкнуло, я стал осторожничать, а когда осторожничаешь, ощущения уже нет, адреналинчика не хватает. Незачем ездить стало.

- Раз уж мы заговорили о детях, скажи, как у тебя изменилось ощущение от жизни после рождения ребёнка?

- У меня мешки под глазами появились, очень ярко появились, потому что невозможно, спать хочется всё время. Так не знаю пока ещё. Все говорят, что мать сразу себя матерью ощущает, а отец когда ребёнок заговорит первые слова. Пока так, есть такая штуковина, которая орёт, ест и спит.

- Не страшно было поначалу подходить, маленький всё-таки.

- Нет. Я на родах присутствовал, меня ничем не возьмёшь. Сам пуповину перерезал. Хотелось, чтобы всё прошло хорошо и всё прошло хорошо. Нет, я очень рад, что у меня появился наконец-то сын. Он появился абсолютно случайно, мы всё планировали потом-потом, а тут раз и всё свершилось. Сейчас я периодически с колясочкой гуляю, но редко. Сейчас как раз занят записью. Жена, к счастью, понимающий человек. Со скрипом, конечно «Ну давай, езжай». Она понимает, что с музыкой я не завяжу.

- Где вообще в ближайшее время вас можно будет увидеть, кроме 7 октября?

- Это лучше у директора спрашивать. Вот у нас сейчас новая программа, пять новых песен.

- В тур поедете?

- Нет, в тур мы поедем, по-моему, 6 февраля, а сейчас будут точечные выезды. Мы сделали так, что в тур мы ездим два раза в год и окучиваем практически всю Россию. Просто есть конечные направления, где дальше никуда не поедешь. Мурманск, например, Архангельск, там по пути никуда не заедешь. В Великий Устюг разве что.

- Вологда.

- Через Вологду можно попасть дальше в Ярославль. В обратную сторону только Питер-Вологда-Архангельск. Раньше мы ездили в Котлас по пути, но единственный клуб, который там был, назывался «Пила», закрылся. В нашей стране такие есть Саввы Морозовы, которые всё, что зарабатывают, вкладывают в рок-музыку. Такой человек держал клуб «Пила». Он загибался-загибался потихоньку десять лет и года два назад владелец плюнул на всё, всё равно денег не приносит. Таких городов очень много, к сожалению. Череповец, например. Там очень брутальные живут люди, их на такую музыку как «Бригадный подряд» не возьмёшь. Там нужно «Меня мама на этапе родила», тогда будет народ. Мы такие города стараемся проезжать в будние дни, есть же люди, которые любят такую музыку.

Белгород такой город, например. Раньше, когда Украина была для нас открыта, на выезде в Белгород заезжали. Сейчас война, Украина отгородила себя железным занавесом, поэтому туда не попадаем.

- Принципиально не ездите?

- Вообще туда не было большого смысла ездить. Хотя сейчас, говорят, начали там хорошо зарабатывать, всё запрещённое сразу стало интересно. Директор у нас принципиально к этому относится. Я вообще не люблю войну. Я и за этих и за тех, но больше всё-таки за этих. Мне откровенно жалко тех, кто на Донбассе.

У нас есть песня «20 бравых ребят», Макс Васильев написал её, себе взяли на сборник какие-то хипари-пацифисты. Это ещё ничего, у нас есть песня «Русский мужик к п****ам не привык». Её себе взяли оголтелые фашисты. Мы спрашиваем: «Почему?». Говорят, текст такой, да вы наши. Мы не ваши, мы ничьи, мы вообще поём про жизнь. Фашизм — это когда люди культивируют в себе отличие от других. Это плохо. Нельзя относится к человеку с той позиции, что я лучше по каким-то признакам.

- Спасибо за интервью, до встречи 7 октября в "Авроре".

Интервью брала Ульяна Бенусова